13 января мы в редакции отмечали День Печати. Странно, но с этим Днем власти поздравляют зачем-то телевизионщиков и интернет-блогеров, хотя они к печатному слову имеют такое же отношение, как эстрадные певцы к искусству.
А мы каждый год поздравляем наших ветеранов. Тех, кто еще застал гранки, линотипные машины, пахнущую краской газету. Не секрет, что сейчас все СМИ вынуждены не только дублировать все публикации на своих сайтах, делать анонсы и ссылки в соцсетях, но и переносить в виртуальное пространство большую часть информации, оставляя в газете только то, что «не вырубишь топором».
В этом году мы решили дать слово Галине Николаевне УЖАСТИНОЙ. Известной нашим читателям также под псевдонимом Демидова. Галина Николаевна родилась в Пестяковском районе, работала в Палехе, Приволжске, Фурманове, Сергиевом Посаде. Но лучшим периодом своего творчества считает работу в «Нашем слове». В декабре прошлого года мы публиковали подборку стихов наших поэтов из объединения «Снегири». И забыли упомянуть, что Галина Николаевна c 2018 года также участвовала в работе этого объединения, а в сборнике 2024 года традиционно вышли и ее рассказы.
Советская журналистика была жанром душевным. К человеку тогда нужен был подход. Галина Ужастина владела этим искусством – разговорить простого человека, чтобы он не для отчета и галочки рассказал о своем деле, а выложил ей свою душу.
Мы списались с Галиной Николаевной в соцсетях. Погода в январе не благоприятствовала личному визиту в редакцию. Я задал нашей заслуженной журналистке пару вопросов:
— Галина Николаевна, каждый автор берет в руки перо не по указанию начальства, а по призванию. Как Вы начинали?
— В ранней юности я пробовала писать стихи — неуклюжие, пафосные. Про любовь не писала — наверное, из-за природной застенчивости.
Проза запросилась на бумагу как-то сама собой, когда я уже стала журналистом. Вдруг сложилась «Скользиха», осталось только взять бумагу и записать. Потом «запросился» на волю «Дуб» — я в то время (1975 год) работала в Палехе в районной газете «Призыв». И надо же было такому случиться, что попался на глаза этот рассказ одному чиновнику из обкома партии, который курировал районные газеты. «Ретроградство», — сказал он мне по телефону. Как по рукам ударил. Художественным словом я не занималась после этого случая много-много лет. А когда этот рассказ был напечатан в моем первом сборнике «Жизнь продолжается» в 2012 году, одна из читательниц — Ольга Николаева из г. Фурманова — восприняла с восхищением до слез. О, времена, о, нравы!
— Я сам, как автор, бросил писать «литературу» после того, как стал редактором. Я вижу, что люди пишут постоянно, и лучше меня. Стихи еще приходят в голову, а прозу пишу абзацами. Как Вам удалось сочетать журналистику с прозой?
— Обычно мои рассказы рождаются внезапно. Иногда они поднимают среди ночи с постели, усаживают за компьютер и не дают ни о чем другом думать, пока не поставлена последняя точка. Так написаны «Банки» и «Помойное ведро». Бывает, что сюжет приходит совершенно нечаянно, как отклик на что-то происходящее. Например, рассказ-быль «Собачья нога», опубликованный в альманахе лито «Снегири», вышедшем в конце прошлого года. Возможно, те сюжеты, которые живут во мне как наметки, искорки, вдруг и сейчас сложатся в видимый, осязаемый предмет и вырвутся наружу.
— Галина Николаевна, Вы, как бессменный ведущий нашей «Литературной страницы», нам можете рекомендовать авторов. Они и сами об этом знают. Согласны?
— Будет ли творчество продолжаться — не знаю. В этом году у меня юбилей – 80-летие. К сожалению, зачастили вызовы «скорой». Давление то под двести, то падает до пятидесяти. Как знать, что будет… Но всем буду рекомендовать «Наше слово».
Александр Горохов
Правдолюбец
(Рассказ, не вошедший в сборники, написанный в 2015 году)
Иван Романович Москалев — очень хороший слесарь, но начальство, и большое, и маленькое, его не любит. Уж очень вздорный характер у этого человека.
Механик гаража Олег Васильев — молодой инженер с дипломом о высшем образовании. Ему не нравится, что Иван Романович всегда начинает работу с долгой ругательной проповеди, какую бы машину ни поставили на ремонт. Громко, на весь гараж распекает неизвестно кого за то, что довели машину до ручки, что график техобслуживания только на бумаге существует. «По кумполу бы дать кое-кому за издевательство над техникой. Дураки, козлы, раздолбаи! Слышат, что движок вот-вот застучит, а выпускают, остолопы!» — так заканчивает свою речь слесарь Москалев и отправляется в смотровую яму.
Механик всю эту ругань воспринимает на свой счет, ведь это он выпускает в рейс машины. Однажды попробовал поставить Ивана Романовича на место — дескать, ты, сверчок, знай свой шесток.
«Што-што? — Москалев сдвинул брови, торопливо вытер ветошью руки и двинулся к механику. — Я тебе сейчас покажу шесток». Механик немедленно убрался в свой кабинет, от греха подальше. Тяжелая рука у этого слесаря, некоторые уже получали оплеухи, если в ответ на его проповедь начинали огрызаться.
В общем, с Иваном Романовичем лучше не связываться. Во-первых, у него силища медвежья, а если выпьет, так она из него просто выпирает. А, во-вторых, он действительно настоящий мастер своего дела. Когда-то работал шофером, но лет двадцать назад его лишили прав «за употребление за рулем». А он за ними в ГАИ больше и не пошел. «Ну ее к лешему, эту баранку. Своей машины у меня нет и не будет. На что мне теперь права?». Работать слесарем ему понравилось. Главное, не надо утром идти к медичке и дуть в трубку. Он не злоупотребляет, а просто любит выпить.
Большое начальство, то есть владелец этого гаража, работавший когда-то здесь начальником автоколонны, однажды услышал ругань, но ввязываться не стал. Механик — его сын, обсудят ситуацию дома. «Гнать его надо в три шеи, надоел уже», — горячился дома младший Васильев. Старший возражал: «Где ты такого слесаря найдешь? А то, что орет — не обращай внимания. Он всю жизнь такой. Когда шофером работал, тоже со всеми ругался. Горячий, но отходчивый. Проорется и вкалывает потом, как заведенный».
Семья у Ивана Романовича небольшая — он да жена Нина Павловна. Детей, как говорится, Бог не дал. Жена к характеру мужа давно приноровилась. Если он начинает возмущаться, она ласково говорит: «Правдолюбец ты мой. Не обращай внимания, успокойся!». «Как успокойся? Ты гляди, что кругом творится-то! Разворовали все некоторые проворные, нет теперь ни фабрик, ни заводов, одни ЧеПэ да ООО. Рабочего человека ни в грош не ставят. А кто им богатство обеспечивает, как не работяги?»
О своем гараже он начинает с того, что сначала ругает обоих Васильевых: «Хозяева, в душу мать, хапнули автоколонну и теперь — хозя-я-ева. Да разве так хозяйничают! Запчастей нет, грязищу в гараже развели несусветную, денег, видишь ли, не хватает на мойку и на уборщицу. Выжимают из машин все, что можно и нельзя. Конечно, не заработанное богатство-то, не жалко».
Жена поддакивает: «Конечно, не жалко. Но ты другое пойми. Для них сейчас главное — деньги. Чем на ремонты тратиться, лучше накопить и новые машины взять. Это тебе не советское время. Теперь были бы деньги, а машину любую купишь».
Иван Романович переходит на шоферов. «Одна молодятина работает. Как они права получают? Ничего же не знают. Только и умеют, что машины гробить».
Жена опять поддакивает: «Потому что учат-то теперь как? На курсах. Раньше ПТУ были, а там и учили, и воспитывали. А молодятина работает, потому что так хозяевам выгоднее. Опытные-то еще взбунтуются, зарплату будут требовать да условия труда. Ты вон как ругаешься, а если бы не один такой в гараже был?».
Муж долго еще кипятится, потом пропускает вечернюю стопочку и идет смотреть телевизор. Жена убирает со стола, хлопает холодильником, моет посуду. Спрашивает из кухни: «Ты чего там, сам с собой, что ли, разговариваешь?».
«Да ты послушай, чего они мелют, — Иван Романович сидит на диване и жестикулирует, глядя на экран. — Вот умник какой выискался…».
«А как же, — опять поддакивает жена, — они там все такие».
И так — каждый день. Однажды Нина Павловна сказала: «Бумажку в почтовый ящик положили. Митинг в субботу будет. Пойдешь?»
«Чего? — Москалев пил чай и чуть не поперхнулся. — С ума сошла? Этого еще не хватает, чтобы я по митингам бегал».
Следующий день опять начинается с того, что Иван Романович кричит на весь гараж: «Козлы, раздолбаи!». Вечером жена согласно кивает: «Конечно, так».
Потом они смотрят телевизор, и муж ругает всех — политиков, артистов.
Но однажды он пришел с работы раньше обычного, от привычной стопки к ужину отказался и телевизор смотрел молча, словно думая о чем-то своем. Супруга забеспокоилась – уж не заболел ли.
«Душа у меня ноет, — ткнул он кулаком себя в грудь. – Я сегодня весь день сам не свой. Для чего, думаю, живу на свете? На пенсию скоро, а что имею? А главное, для хозяев все одинаково, что я – живой человек, что машина – груда железок. К машине у них внимания даже больше. Неужели сейчас везде так, Нина? Добром это не кончится».
Окончилось действительно не добром. После очередного разноса в адрес механика Иван Романович спустился в смотровую яму и схватился за грудь.
С тех пор в гараже никто не кричит, не ругается. Новый слесарь оказался молчуном. Он только звякает гаечными ключами, стучит молотком, а в обед подолгу пьет чай из термоса. Гараж осиротел.
